Сатанинское танго
Решение Нобелевского комитета по присуждению Нобелевской премии Ласло Красногоркой ожидаемо вызвало целый ливень комментариев – в основном, конечно, связанных с литературным наследием венгерского писателя, произведения которого только начинают быть известны украинскому читателю.
Для меня же важно оказалось несколько иное – как так получилось, что писатель, посвятивший свое творчество молодости в причудливости коммунистического "веселого барака" Венгерской Народной Республики Яноша Кадара, сегодня оказался жестким критиком популистской Венгрии Виктора Орбана? Как так получилось, что антиутопии Ласло Красногоркаи не стали целебным лекарством для венгерского общества, но сделали его легкой добычей талантливого демагога? Да, мне могут сказать, что литература никого ни от чего не лечит – это очевидно, но ведь она создает в обществе определенную атмосферу, очерчивает "красные линии" нравственности, через которые не стоит переступать, если не хочешь пошиться в дураках. Тем более что Ласло Красногоркаи – не писатель из башни из слоновой кости, а хорошо известный своим соотечественникам человек, по произведениям которого популярные режиссеры снимали культовые венгерские ленты. И что? И оказалось, что эти ленты оказали на венгерское общество и выбор будущего примерно такое же влияние, как "Покаяние" грузинского режиссера Тенгиза Абуладзе – на общество советское и постсоветское. Покаялись на сеансе – и пошли искать новых вождей. Хороших.
Возможно, раньше я написал бы, что проблема, прежде всего, в отсутствии у таких обществ демократического опыта. И действительно, когда венграм приходилось жить в свободном обществе ответственных людей? Их тяга к свободе то и дело уничтожалась русским штыком – и люди оставались без всякого реального влияния на собственную власть, так что им разве приходилось радоваться тем, что в их "бараке" действительно более веселая и сытная жизнь, чем у соседних. Или россияне, в истории которых был один-единственный день свободно избранного Учредительного собрания – так почему же надо удивляться, что через недолгое время после краха Советского Союза российские жители также оказались в литературной утопии – в романе "Москва 2042" блестящего сатирика Владимира Войн. Как и Ласло Красногоркаи, Войнович написал свою антиутопию еще в коммунистические времена, но потом оказалось, что это не сатира о прошлом, а рассказ о будущем.
Красногоркаи с его апокалиптическим видением жизни и несколько меланхолическим нравом скрылся от Орбана и его Венгрии в ностальгическом Триесте, итальянском обломке Австро-Венгрии, когда-то послужившего убежищем для другого изгнанника, Джойса (также неспособного смириться с реальностью). Войнович, напротив, окончательно вернулся в Россию как раз в зените путинизма, когда политическая и общественная жизнь замерла, уступая чекистскому произволу. Именно тогда, когда Войнович вернулся в Москву, я почувствовал пустоту на бульварах российской столицы – и понял, что мне нечего рассказывать о российской политике, потому что ее больше нет. А Войновичу, напротив, нравилось жить прямо на страницах собственной книги, и когда я спрашивал его, как ему ведется в "Москве 2042", он только хитро прищурился. Впрочем, все это саркастически изложено в его последнем романе "Малиновый пеликан".
Следовательно, не так важно, ужасается ли писатель зла и убегает от него, как Ласло Красногоркаи, – смеется ли над ним и готов находиться в его эпицентре, как Владимир Войнович. Главным является то, что общества, лишенные устоявшихся демократических традиций, продолжают вне себя танцевать свое сатанинское танго со злом и глупостью прямо на краю пропасти. А настоящей сенсацией, которая делает нобелевку Ласло Красногоркой актуальной для всех, является то, что к этим лишенным демократического постоянства обществ в бесстыдном танце присоединяются и общества, еще вчера казавшиеся нам маяками и образцами демократической традиции.